Те, кто остались в Турции, живут лучше, чем мы
Рамазан (это имя — псевдоним) был респондентом тщательного опроса общественного мнения, проводившегося в Европе и исследовавшего будни и условия жизни первых турецких гастарбайтеров. Исследователи Аника Ливерсаге и Вибеке Якобсен из Центра научных инноваций SFI на основе данных, полученных в ходе собеседований с живущими здесь более 70 лет турками, создали мрачную картину жизни и мыслей первого поколения мигрантов Дании, ныне пенсионеров.
Сегодня Рамазан чувствует, что он всю жизнь выполнял тяжелую и мало оплачиваемую работу. И к старости он остался почти ни с чем. Семья распалась, он довольствуется очень скромной помощью своих пятерых детей, каждый из которых живет своей самостоятельной датской жизнью.
«Наша жизнь прошла здесь в Дании, Дания забрала нашу жизнь и нашу молодость. А мы ничего не смогли поделать. Дети живут своей самостоятельной жизнью… „Дай нам заработать деньги“, — говорят они все время. Если вы спрашиваете меня, то могу сказать, что Дания полностью съела меня».
Или давайте послушаем Дурсуна (тоже псевдоним). На вопрос исследователей, что он бы сделал, если мог бы что-нибудь изменить в своей жизни, он отвечает, что он никогда бы не привез свою семью в Данию. «Что, вообще не было ничего хорошего для Вас в Дании?» — спрашивает исследователь, беседующий с респондентом.
«Абсолютно ничего», — отвечает Дурсун. — «Если бы мы остались там в Турции, мы, может быть, ели сухой хлеб, но мы были бы счастливы».
Беднее, чем датчане
В отличие от многих из тех, кто приехал в Данию позднее, бежав от голода, пыток и бомб, первоначальной мотивацией турок эмигрировать в Данию было экономическое положение. Им нужна была работа и деньги. В сельскохозяйственном секторе Турции для них не было достаточно работы.
В 70-е годы экономика Дании была, напротив, на подъеме, требовались неквалифицированные рабочие для выполнения грязной работы. И молодые необразованные турецкие гастарбайтеры подошли как раз для такой работы — на лесопилках, для выращивании шампиньонов, на заводах по производству красок, для работы дворниками. Они не выучили датский язык, потому для многих, плохо знавших алфавит, это было очень трудно. И строго говоря, это было не особенно нужно, поэтому со стороны общества не последовало никакого нажима.
Но из-за глобального перемещения рабочих мест для неквалифицированной рабочей силы исчезли многие рабочие места, которые занимали турки, когда они приехали в Данию. И неквалифицированные турецкие рабочие без знания датского языка оказались последними в очереди на рынке рабочей силы.
Данные этого исследования показывают, в частности, занятость турок, находящихся сегодня в возрастной группе 65-74 лет, в то время, когда им было 55 лет. Эти данные вызывают обеспокоенность. Из тех 55-летних мужчин только 25% имели постоянную работу. Для датских мужчин с соответствующим низким уровнем образования эти цифры составляют 79%.
Сегодня престарелые турки заметно беднее и имеют более слабое здоровье, чем датчане в таком же возрасте и с таким же уровнем образования. Лишь 2% пожилых датчан старше 65 лет с низким уровнем образования живут ниже уровня бедности, установленного Организацией Экономического Сотрудничества и Развития (OECD), который определяется как доход, составляющий меньше половины среднего дохода в стране. То же самое относится и к 29% более пожилых турок. Это объясняется в первую очередь тем, что турки редко имели сбережения или частную пенсию, поскольку они выполняли случайную и мало оплачиваемую работу и не имели права на полную пенсию, так как многие из них прожили менее 40 лет в Дании.
Когда турки подводят итог своей жизни в эмиграции, многие начинают сомневаться в том, что это вообще было нужно:
«Те, кто остался в Турции, наши родственники, живут лучше нас. Они построили двухэтажные дома. Рядом припаркованы их машины. У них есть трактора. А мы здесь экономим, снимаем со счета и вынуждены тратить все полностью. Это наше горе. Родина — это нечто другое. Но и ее мы потеряли», — говорят Ахмет и его жена.
Полностью подавленные
«Исследователи были готовы к тому, что встретят много печальных людей во время бесед с ними», — говорит Аника Ливерсаге, одна из составительниц доклада.
«Мы знали, что в социальном плане они в тяжелом положении, они маргиналы в языковом отношении, и они жили в трудных экономических условиях. Но, тем не менее, я была удивлена, насколько тяжело жилось многим из них. И как трудно закрепиться на датском рынке рабочей силы, если ты приходишь туда со слабым ресурсами, что особенно касается рабочих мигрантов», — говорит она.
Эти данные частично подтверждается докладом, статистически документирующим тяжелые экономические условия жизни. Этот доклад был подготовлен исследователями по результатам бесед с людьми, производившими очень грустное впечатление. Ранее аналогичное исследование провела профессор психологии Гретти Мирдаль (Gretty Mirdal). Она в течение 30 лет три раза проводила беседы с группой турецких женщин из среды эмигрантов об их жизни, и чтение этого материала тоже производит тяжелое впечатление.
Но, конечно же, не все несчастны. Некоторые сумели добиться хорошего экономического положения. Многие также говорят, что с годами жить стало легче. Когда первые турки приехали в Данию, им, например, никто не помогал с языком. А сегодня можно купить турецкую еду даже в средних по величине провинциальных городах.
Как говорят мигранты
«В былые дни в Германии по средам шли передачи на турецком телеканале в течение 15 минут. Мы торопились, ведь сейчас будет турецкое телевидение, и мы были рады этому, мы смотрели его. Но сегодня мы смотрим только турецкое телевидение, и у нас 200 каналов».
Беседы во время исследования проводились в основном на турецком или курдском языках, потому что, несмотря на 30 лет пребывания в стране, лишь немногие из респондентов научились правильно говорить на датском.
Миграция не может идти в обратном направлении
Именно слабое знание языка было, вероятно, главным определяющим фактором маргинализации первых гастарбайтеров в их пожилом возрасте. Оно также является важным уроком для многих молодых беженцев, приезжающих в страну теперь, подчеркивает Аника Ливерсаге:
«Это показывает, что первые годы в новой стране очень и очень важны. Одновременно мы должны признать, что те ресурсы. которые у нас сохранились из детства и юности, имеют очень большое значение. В Дании трудно жить и работать, если у вас низкий уровень компетентности, в Дании трудно получить постоянную работу без знания языка. Поэтому, если мы имеем дело с беженцами подобного рода, необходимо иметь реалистичные модели того, как они могут получить место в датском обществе».
Может возникнуть мысль о том, что, если дело обстоит так плохо, то почему бы им не вернуться назад. Турки ведь не являются беженцами. Никто же не заставляет их оставаться в Дании. Однако лишь менее 5% людей в возрасте 65-74 лет вернулись на родину, хотя у некоторых, например, таких как респондент Наим, такие мысли были. Несмотря на то, что с годами эмигранты в Дании сталкиваются с все большей ксенофобией и маргинализацией, многие не чувствуют себя дома и в Турции.
«Куда бы ты ни шел, все равно везде одно и то же: ты — чужой… По мере того, как ты стареешь, ты становишься более и более одиноким… Но мы не можем уехать в Турцию. Почему нет? Потому что наши дети выросли, и у нас появились внуки.
Стоит нам прожить без них три месяца, как мы начинаем скучать по внукам. Мы звоним каждый день, поэтому мы не можем уехать. Такие вот дела».
Зато они видят, как их дети и внуки получают образование, работают и создают лучшую жизнь, которую гастарбайтеры так и не сумели создать для себя. Но они видят также, что их дети и внуки живут все более и более самостоятельно, и это грустно для пожилых турок, которые мечтают о больших семьях.
Сейчас дети сами выбирают своих партнеров. Там, где рейтинг разводов среди датчан, согласно докладам организации Rockwool Fondens Forskningsenhed, составляет 26%, среди турецких эмигрантов он составляет соответственно 22% и целых 36% среди их потомков.
«Как все это будет в долгосрочной перспективе? Каков правильный путь?» — спрашивают исследователи одного из турецких респондентов.
«Ну, что касается меня, то это без вариантов», — отвечает Михат.
«Мы становимся датчанами. Вы когда-нибудь видели миграцию, проходящую в обратном направлении? Такой миграции нет, вот и все».